Вступление
Данная глава содержит введение в динамическую модель созревания привязанности (ДМС) Патриции Криттенден с точки зрения теоретических основ данной модели и вытекающего комплексастратегий. Динамическая модель созревания привязанности является значимым ответвление от основного направления теории привязанности, ответвление, которое, как и многие семейные разногласия, порождает значительный эмоциональный накал, в то время как определение происхождения данных споров и разногласий затруднительно.

Интеллектуальный спор обычно поднимается о концепции "дезорганизации". Проще говоря, новаторская работа Мэри Эйнсворт по процедуре странной ситуации (ПСС) выявила три типа поведения детской привязанности, которые Эйнсворт и Боулби решили назвать A, B и C, пока они не получат лучшего представления о том, что данные типы означают (Karen 1998). Однако присутствовали несколько видеозаписей, которые не соответствовали категориям ABC, некоторые из которых касались детей, подвергшихся жестокому обращению. В 1982 году Мэри Эйнсворт обсудила эти отклонения с двумя своими ученицами, Мэри Мэйн и Патрицией Криттенден. Их обсуждение было сосредоточено на противоречии между наблюдаемым поведением (с которым они в основном соглашались) и его смыслом, их понимание причин поведения таких детей значительно расходилось. Это была решающая встреча, которая положила начало двум ветвям исследований и рассуждений.

С одной стороны, Мэйн и Соломон рассмотрели противоречивое поведение младенцев с точки зрения срывов или перебоев на пути к организованному поведению в условиях стресса (избегание конфликта, столкнувшись с пугающим или испуганным поведением фигуры привязанности). Поведение таких детей они характеризовали как «дезорганизованное и/или дезориентированное» поведение одного из наиболее подходящих типов ABC категории (Мейн & Соломоновы 1986, 1990; Мейн 1995;).

Криттенден же истолковала большую часть такого поведения в рамках альтернативного использования стратегий поведения типов A и C или A/C вместе, которые она позже охарактеризовала в ДМС как A3-4 и C3-4 паттерны. ДМС далее подразделяет типы A и C на подгруппы, как мы описываем ниже (Crittenden 1985, 1995). Переменный тип A/C был также предложен Радке-Ярроу и её коллегами (Radke-Yarrow et al., 1985).

Этот анализ атипичных детских реакций на ПСС положил два пути теории и исследования, которые мы называем моделью ABC + D и динамической моделью созревания привязанности (ДМС); вторая из которых является объектом этой главы.

Назад к Дарвину: среда эволюционной адаптации
Боулби был восхищен не только научными теориями Дарвина, но и Дарвином как человеком, поэтому опубликовал его биографию (Bowlby 1991). Привязанность была описана как эволюционная теория среднего уровня (Simpson & Belsky 2008) в том смысле, что она может использовать эмпирические исследования для проверки аспектов общечеловеческой или великой теории (эволюционная теория Дарвина) (Merton 1949). Функция привязанности состоит в том, чтобы защищать себя и свое потомство на протяжении времени, достаточном для передачи генов следующим поколениям. Боулби утверждал, что для того, чтобы понять, как развивался этот процесс, необходимо создать модель среды эволюционной адаптации (СЭА), в которой наши предки жили в течение двух миллионов лет (Bowlby 1969).

Адаптация к различным условиям окружающей среды требует не одной, а множества реакций, как для самозащиты, так и для размножения и выживания вида. Боулби и Эйнсворт хотели объяснить условия, при которых ненадежные типы привязанности A и C могут функционировать. Однако, несмотря на акцент Боулби на угрозах, создаваемых климатом и хищниками, первые исследователи привязанности имели склонность отдавать предпочтение надежной (безопасной) привязанности (тип B) над небезопасными паттернами (Simpson & Belsky 2008). В результате сбалансированный или надежный тип B стал чем-то вроде «естественной» или желаемой привязанности, в то время как типы A и Cрассматривались как патологические.

Криттенден возвращается к эволюционным корням теории, подчеркивая угрозу, а не безопасность, как доминирующую черту СЭА. Следовательно, она утверждает, что ни одна стратегия¹ привязанности не имеет первенства над другими, так что люди будут формировать разнообразные реакции на опасность, чтобы максимально повысить уровень выживания и репродуктивной способности (передача генов). При этом Криттенден связывает выживание, которое было в центре внимания многих ранних исследований привязанности младенцев, с выбором партнера, сексуальным поведением и размножением (Crittenden 2002, 2008).

Точно так же, как выживаемость повышается благодаря наличию ряда стратегий самозащиты, репродуктивный успех повышается благодаря различным формам выбора партнера и ухода (воспитания). Например, когда условия безопасны, люди могут оттягивать продолжение рода и заводить меньше детей, которым они смогут уделять больше внимания. И наоборот, суровые условия, такие как бедность или конфликты, способствуют более раннему размножению и рождению большего числа детей, которые получают меньше родительского внимания (Simpson & Belsky 2008; Barkow et al. 1992).

Вместе взятые, сохранение жизни и размножение составляют основные биологические императивы любого вида. У людей это приводит к трем взаимосвязанным, но иногда конкурирующим мотивациям: защита себя, поиск сексуального партнера и защита своего потомства до тех пор, пока оно не достигнет половой зрелости (Crittenden 2008: 11).

Таким образом, Криттенден определяет привязанность как обладание тремя одинаково важными аспектами:
1. уникальные, прочные и эмоционально заряженные отношения (например, с матерью, с супругом);
2. стратегия самозащиты (из которых существуют три основные стратегии типов A, B и C, определенные Эйнсворт, и многие подтипы, описанные ДМС);
3. модель обработки информации, лежащая в основе стратегий.
(Crittenden 2008: 12)

Ситуационные представления?
Обработка информации была представлена в теории привязанности Боулби (1980), это обеспечивает двигатель для теории ДМС. В данном разделе мы дадим краткое введение, прежде чем представить комплекс стратегий ДМС, после чего мы вернемся к процессу обработки информации, с точки зрения систем памяти, более подробно.

Человеческий мозг рассматривается Криттенден как орган, предназначенный для приема сигналов от тела вместе со стимулами из окружающей среды, чтобы формировать понимание относительно опасности и сексуальных возможностей. Слово «разум» может быть истолковано как указатель на мыслительные образы полученной информации, которые происходят как на сознательном, так и на бессознательном уровне (Crittenden 1994). Эти мыслительные образы постоянно перерабатываются в соответствии с интенсивностью стимулов и воспринимаемыми уровнями угрозы в окружающей среде.

Современные достижения в области когнитивной нейробиологии, которые были недоступны Боулби, показывают, что представление – это активный процесс, когда при каждом взаимодействии с объектами привязанности образуется более одного образа данного объекта, это также распространяется на другие взаимодействия и ситуации. Например, наиболее часто упоминаемый объект привязанности, ваша мать, не существует как целостная личность в одном участке вашего мозга; она существует во всех его частях в качестве ситуационных представлений (Damasio 1994). Дамасио использует термин «ситуационных представлений», чтобы обозначить широкий спектр вариантов образов, которые приходят на ум каждый раз, когда вы думаете о "своей матери".

Эти возможные представления матери являются продуктом всех взаимодействий, которые вы имели с ней на протяжении долгого времени, включая мысли, которые вы имели о ней, когда ее не было рядом.² Когда вы думаете о «матери», она будет воссоздана из различных образов: ее голос, запах, лицо, ласка и так далее. И каждый раз, когда вы думаете о ней, образы матери в вашем сознании трансформируются. Следовательно, воспоминания – это не столько картинки в голове, сколько следы в мозгу, сделанные в последний раз, когда ваша мать пришла вам на ум (Damasio 2000).

Чтобы соответствовать этой сложности представления, Криттенден заменила использованный Боулби термин «внутренней рабочей модели» термином «ситуационных представлений» (СП) (Crittenden 2006). Ситуационные представления привязанности – это предрасположенность к действию, которая определенным образом связывает ребенка или человека со средой взаимодействия, вместе с ожидаемым результатом их действия. СП – это физиологические или физические состояния. Они находятся в спящем состоянии и скрыты, но многие из них могут стать явными в любое время, одномоментно. С точки зрения развития Дамасио видит слои СП, начинающиеся с генетически заданных склонностей, приобретенных от взаимодействия генов с окружающей средой (первые три фазы привязанности Боулби), и склонности, живущие в тени этих слоев, которые формируются и постоянно перерабатываются автобиографической или эпизодической памятью (фаза 4 и остальная часть вашей жизни) (Damasio 2000).

Таким образом, реакция дезорганизованных детей «приближением/бегством» на ПСС является результатом конфликта между генетической предрасположенностью к привязанности (подход и поиск безопасности) и знание, которое произошло после жесткого обращения или отказа, что подход к «безопасной базе» (объекту привязанности) может не принести безопасности. Наличие сознательной автобиографической или эпизодической памяти дало бы возможность более организованной реакции, что во многих случаях и происходит; то есть с возрастом дезорганизованные дети развивают организованную, хотя и небезопасную стратегию привязанности (Main & Cassidy 1988; Solomon & George 2011).

Разные и нередко взаимно конфликтующие представления на самом деле являются нормой, нежели чем отклонением. Что имеет значение, так это способность организовать их в уме, что, в свою очередь, означает, что различные образы матери объединяются и соединяются в одно в зонах конвергенции в мозге; положение, очень похожее на предсказанное Боулби (Bowlby, 1973). Это может быть сделано только в условиях умеренного возбуждения (то есть безопасности).

ABC + D привязанности у детей

A, B и C
Безопасно (надежно) привязанные дети (группа Б) расстраиваются, когда объект их привязанности оставляет их одних в неизвестной среде. Многие (но далеко не все) надежно привязанные дети явно расстроены, плачут и ищут своего опекуна. Их исследования и игры останавливаются. Когда опекун вернется, эти дети открыто покажут свое чувство огорчения и сразу же начнут искать утешения и перестраховки от объекта привязанности, но через некоторое время они смогут вернуться к играм и исследованиям. Их любопытство к красивым игрушкам в игровой комнате будет преобладать над их стремлением быть в непосредственной близости с опекуном. Надежно привязанные дети обладают базовым доверием – общим чувством, что мир предсказуем и надежен, – которое формируется чутким и успокаивающим опекуном со временем.

Дети, классифицированные как избегающие (Группа А), испытывают стресс во время ПСС, что становится очевидным из их ускоренного сердцебиения, но они не покажут этот стресс опекуну. Когда он возвращается, они, кажется, поглощены игрой и, кажется, хотят избежать близости с опекуном. Тем временем, однако, ребенок на самом деле незаметно наблюдает за ним, и через некоторое время он может искать контакта и близости, все еще не проявляя никаких негативных эмоций. Вероятно, это результат более ранних, подобных переживаний, в которых отрицательные эмоции ребенка были отвергнуты опекуном. Такие опекуны обычно способны справляться с положительными эмоциями ребенка, но чувствуют себя растерянными или даже напуганными, когда их ребенок чувствует печаль или стресс. Это, в свою очередь, может быть связано с их собственным опытом в детстве с их опекуном, который игнорировал или отвергал их чувства стресса или печали.

Дети, классифицируемые как амбивалентные (Группа С), делают противоположное и подчеркивают свои негативные эмоции, например, громко плачут, и они продолжают делать это, даже когда опекун возвращается. Они отчаянно пытаются подобраться поближе к своему объекту привязанности и хотят, чтобы их подняли и посадили на колени. Но в то же время они, кажется, хотят показать опекуну свое разочарование тем, что их оставили одних в незнакомой ситуации, полной неизвестных угроз, даже на короткое время. Они хватаются за опекуна, но в то же время отталкивают его, отсюда и термин " амбивалентный'. В то время как избегающие дети подавляют свои негативные эмоции, амбивалентные дети не сдерживают свои слезы. Их опыт научил их тому, что они могут привлечь внимание, только громко крича или другими способами давая понять, что им нужно утешение со стороны взрослого. Опекун мог быть неустойчиво чувствителен и доступен ребенку, возможно, из-за предыдущего опыта и проблем в его собственном детстве.

Три основных типа привязанности были разделены на подтипы, чтобы показать разнообразие поведенческих паттернов в каждом из этих трех главных типов. «Злой» амбивалентный ребенок демонстрирует совершенно иное поведение, чем «пассивный» амбивалентный ребенок, но оба принадлежат к одной и тому же типу основной классификации и оба имеют одинаковый опыт в том, что касается воспитания этих детей их опекунами.

• А1 Избегает опекуна заметным образом во время эпизодов воссоединения (например, игнорируя его, сосредотачивая свое внимание на игрушках, отворачиваясь или отползая). Не пытается приблизиться к опекуну или останавливается на полпути. Когда его забирает опекун, он не делает никаких попыток поддерживать контакт. К незнакомцу может подходить так же, как и к опекуну.
• А2 Приветствует или приближается к опекуну, но это приветствие или подход смешиваются со стремлением поворачиваться, или отворачиваться, или игнорировать опекуна. Возможно, существует некоторая тенденция поддерживать контакт, но контекст избегания остается преобладающим.
• B1 Приветствие при воссоединении происходит через позитивное взаимодействие на расстоянии, а не через приближение и поиск телесного контакта. Небольшая попытка поддерживать контакт, когда его поднимают. Небольшая грусть во время разлуки и, возможно, некоторое избегание во время воссоединения.
• B2 Склонность подойти и поприветствовать опекуна, но почти отсутствуют попыток установить телесный контакт. Возможно некоторое избегание при первом воссоединении, но при втором воссоединении избегание отсутствует. Никакого стремления поддерживать контакт, когда его поднимают.
• B3 Нуждается в телесном контакте при воссоединении и активно пытается сделать его длительным. Ищет утешения, которое дает опекун, пока снова не успокоится, после чего возвращается к изучению окружающей среды в присутствии опекуна. Очень мало избегающего или сопротивляющегося поведения.
• B4 Явно стремится к контакту, особенно во время воссоединения, но поиск и поддержание контакта не так явны и эффективны, как поиск контакта B3 детей. Не получают достаточного чувства безопасности и комфорта от присутствия опекуна, чтобы иметь возможность исследовать комнату самостоятельно после периода разлуки. Может проявлять некоторое сопротивление по отношению к опекуну, и может быть по-настоящему утешен только на его коленях.
• C1 Особенно стремится к близости и контакту во время воссоединения, при этом присутствует отчетливо выраженное сопротивление, гневное поведение. Испытывает много страданий в периоды разлуки. Часто не будет возвращаться к самостоятельной игре после периода разлуки.
• C2 Чрезвычайно пассивен, с очень небольшим желанием исследовать на любом этапе и небольшим поиском или поддержанием контакта. Плачет, чтобы показать, что его нужно взять на руки. Сопротивляется не так сильно, как дети С1, но остается расстроенным на протяжении всего периода воссоединения, даже если находится в телесном контакте с опекуном.

Разнообразные классификации основных типов (ABC + D) были изучены достаточно тщательно, и было получено их существенное психометрическое подтверждение, чтобы убедиться в их статусе дескрипторов (описателей) детско–родительских отношений привязанности. Однако подтипам пока уделялось очень мало эмпирического внимания, поскольку трудно получить достаточное количество детей, классифицированных в каждой из категорий с целью их подтверждения. Кроме того, по-видимому, трудно установить достаточную достоверность интеркодера с поправкой на вероятность для подтипов в относительно нормальных, неклинических условиях. Эта проблема никоим образом не уникальна для подтипов ППС, но присуща любой системе кодирования со слишком большим количеством категорий. Подтипы ПСС полезны при кодировании сложных поведенческих паттернов, но (пока) не имеют статуса индивидуальных классификаций привязанности с предсказуемыми и специфическими детерминантами и эффектами.

Дети, которые надежно (безопасно) привязаны, но также и дети, которые имеют небезопасную избегающую привязанность или небезопасную амбивалентную привязанность, демонстрируют организованную стратегию поддержания взаимодействия с объектом привязанности. Небезопасно привязанные дети используют устойчивое или избегающее поведение, чтобы реализовать как можно большую близость с потенциально защищающим опекуном, даже если их отношения привязанности не удовлетворяют всем его потребностям.

ABC + D
Однако, наряду с безопасной, избегающей и амбивалентной классификацией, поведение детей может быть классифицировано как дезорганизованное (D), как это было обнаружено Мейном и Соломоном (1990). Сущность дезорганизованной привязанности состоит в том, что ребенок временами боится привязанности, хотя привязанность является в то же время единственным источником защиты и безопасности. Это неразрешимый парадокс, который заставляет ребенка вести себя неорганизованно (например, когда опекун возвращается, ребенок может полностью остановиться на 30 секунд или около того, как будто застыл). Дезорганизованная привязанность не всегда видна и иногда проявляется только во время коротких эпизодов в ПСС.

Дезорганизованная привязанность всегда идет рука об руку с «организованным» типом безопасной или небезопасной привязанности, который считается основной классификацией привязанности ребенка. Имеются указания на то, что избегающие или амбивалентные типы привязанности в сочетании с дезорганизованным поведением вызывают психологические и поведенческие проблемы (Schuengel et al., 1999).

Показатели дезорганизованного поведения в ПСС у детей 12-18 месяцев при наличии опекуна в комнате следующие (Main & Solomon 1990):

• одновременное проявление противоречивого поведения (например, ребенок подходит к опекуну спиной);
• последовательное проявление противоречивого поведения (например, ребенок подходит к опекуну, но перед тем, как подойти к нему, оборачивается);
• неориентированные, неправильно направленные, неполные или прерывистые движения или выражения лица, стереотипы, асимметричные движения, несвоевременные движения, аномальные позы;
• застывание, неподвижность и замедление движений и выражений;
• прямые признаки беспокойства по отношению к опекуну;
• дезориентированное поведение, особенно при возвращении опекуна.

Определяющие факторы различий в привязанности

Основная масса исследований, посвященных привязанности в группах, не подверженных риску, показывает, что около двух третей детей надежно (безопасно) привязаны, одна пятая имеет небезопасно избегающую привязанность и около одной десятой небезопасно амбивалентную привязанность. Кроме того, около 15% детей классифицируются как дезорганизованные. Чем вызваны эти различия? У каждого ребенка есть врожденная склонность к привязанности, но не каждый ребенок становится надежно (безопасно) привязанным. Связано ли это с генами или решающим фактором является воспитание? И привязан ли ребенок одинаково ко всем людям, ухаживающим за ним: матери, отцу и другим заботливым взрослым, например воспитателям в детском саду?

Влияние воспитания
Одно из самых смелых утверждений теории привязанности состоит в том, что воспитание имеет решающее значение, особенно то, насколько опекуны чувствительны во взаимодействии с ребенком. Эйнсворт (Ainsworth et al., 1978) описала чувствительность как способность вовремя замечать сигналы привязанности ребенка, правильно интерпретировать их и реагировать на них быстро и адекватно.

Исследования показывают, что чувствительные опекуну действительно чаще имеют надежно привязанных детей. В большом мета-анализе De Wolff и Van IJzendoorn (1997) рассчитали, что величина влияния воспитания составляет около r = 0,24, или половину стандартного отклонения. Можно сказать, что это сильное влияние, и оно оправдывает вывод о том, что чувствительность опекунов определяет, по крайней мере частично, прочность отношений привязанности с ребенком.

Тот факт, что воспитание чрезвычайно важно для качества привязанности, также становится очевидным, когда мы анализируем большое количество правильно разработанных интервенционных исследований (со случайным распределением по интервенционной группе и контрольной группе). Эти вмешательства направлены на изменение поведения опекунов, и если в результате этих изменений меняется качество привязанности детей, причинно-следственную связь между чувствительностью опекунов и типом привязанности детей можно считать экспериментально доказанной. В большом мета-анализе, рассматривающем все вмешательства, направленные на улучшение чувствительности и привязанности, Бакерманс-Краненбург и его коллеги (2003) показали, что в этом отношении теория привязанности выдерживает научную проверку. Когда родители или другие опекуны становятся более чувствительными, шансы на то, что их дети будут надежно (безопасно) привязаны, возрастают. Таким образом, чувствительность опекуна является определяющим фактором качества отношений привязанности у ребенка. Тем не менее, было задокументировано, что существует "разрыв передачи" между родительским представлением привязанности и привязанностью ребенка (Van IJzendoorn 1995). Безопасность привязанности опекуна приводит к его более высокому уровню чувствительности к сигналам ребенка, что, в свою очередь, приводит к более безопасным отношениям между ребенком и опекуном. Таким образом, родительская чувствительность опосредует связь между родительской и детской привязанностью. Но опосредованность является неполной, и только часть передачи привязанности между поколениями передается через чувствительное воспитание. Роль могут играть и другие факторы, такие как другие аспекты воспитания (например, поддержка исследовательского поведения ребенка) или генетическое сходство между родителем и ребенком (Van IJzendoorn 1995).

Влияние генов
Другие исследования изучали генетическое влияние на привязанность. Изучение только одного ребенка в семье не может ответить на вопрос, какой из двух факторов является определяющим: гены или окружающая среда (Harris 1998). Чтобы разобраться во влиянии генетических детерминантов и детерминантов воспитания, нужно иметь в семье двух детей, желательно близнецов, которые либо генетически идентичны (монозиготные близнецы), либо имеют в среднем половину общих генов (дизиготные близнецы). Близнецовое исследование, проведенное в Лейден (Bokhorst et al. 2003) не показало влияния генетических различий на тип привязанности этих детей к отцу или матери. Окружающая среда, однако, была важны, что и предсказывает теория привязанности.

Тот факт, что привязанность не зависит от генов ребенка, также становится ясно из исследований сетей привязанности. Большинство детей не растут с одним опекуном. Сара Хрди (2009) показывает, что, с эволюционной точки зрения, матери-одиночки не могли бы воспитывать своих детей без помощи членов семьи или группы. Даже просто количество пищи, необходимое для того, чтобы новорожденный ребенок вырос в относительно независимого подростка, настолько велико, что один взрослый никогда не смог бы собрать это в одиночку. Эволюция сформировала биологическую мать, чтобы разделить воспитание с другими, и ребенок был сформирована для принятия других опекунов в качестве объектов привязанности, которые могут обеспечить его пищей и защитой, во время отсутствия биологической матери. Данная идея также имеет смысл, если мать умерла. Риск умереть в "изначальной среде эволюционной адаптации" (Bowlby 1969), очевидно, был намного выше, чем в современном индустриальном мире.

Сети привязанности
Дети могут привязаться к любому опекуну в их окружении, который прилагает усилия, чтобы проводить с ними время на регулярной основе. В нашем современном мире ребенок также выстраивает сеть привязанностей с матерью, отцом, воспитателем в детском саду, бабушкой, дедушкой и другими опекунами, и каждая из этих привязанностей является уникальным результатом взаимодействия с ребенком. Goossens и Van IJzendoorn (1990) обнаружили в первом исследовании сетей привязанности с отцом, матерью и воспитателем в детском саду, что ребенок может быть привязан всеми возможными способами к каждому человеку из окружения, в зависимости от качества взаимодействия с этим человеком. Надежная привязанность к матери не гарантирует надежной привязанности к отцу или воспитателю в детском саду. Это показывает, что привязанность не зависит от биологической связи с объектом привязанности или от обеспечения ребенка едой или физическим уходом. Чувствительные взаимодействия приводят к тому, что ребенок становится надежно привязанным. По мере того как ребенок развивается, отдельные отношения привязанности, которые он построил с различными опекунами, сливаются в одно целостное когнитивное представление о привязанности, которое становится очевидным через интервью о привязанности взрослого (Гессе, 2008). Когда и как происходит это слияние, пока неясно, но это интригующая тема для лонгитюдных исследований.

Привязанность и жестокое обращение с детьми

Дезорганизованная привязанность
В настоящее время привязанность является одним из ключевых понятий коррекционных программ для обездоленных, безнадзорных и/или детей, подвергшихся жестокому обращению (BakermansKranenburg et al. 2003, 2005; Berlin et al. 2005; Oppenheim & Goldsmith 2007). Основное внимание уделяется, в частности, дезорганизованной привязанности (D-классификация), наиболее опасному типу привязанности. Дезорганизованная привязанность, по-видимому, вызвана пугающим или испуганным и крайне нечувствительным поведением родителей (Hesse& Main 2006; Lyons-Ruth et al. 1999; Main & Hesse 1990; Schuengel et al. 1999).

Как уже упоминалось ранее, дезорганизованные дети оказываются в неразрешимой ситуации: их объект привязанности и источник комфорта и безопасности одновременно является угрозой и источником страха (Hesse & Main 2006). Недавние исследования с детьми, которые не подвергались пренебрежению или жестокому обращению, подтверждают эту гипотезу. Они показывают, что ненормальное поведение родителя, например, когда родитель страдает от временной диссоциации, принимает атакующую позицию, говорит на повышенных тонах или кричит, грубо обращается с ребенком или демонстрирует крайне интровертное поведение, не проявляет никаких эмоций, вызывает дезорганизованную привязанность (мета-аналитический обзор Madigan et al., 2006).

Пренебрежение и жестокое обращение чрезвычайно пугают ребенка. В семьях, где присутствует пренебрежение и жестокое обращение, отношения между родителями и детьми неблагополучны. Такие родители устанавливают границы явно неадекватным образом: они часто используют угрозы, наказания, силу и власть, чтобы заставить ребенка взаимодействовать с ними (Chilamkurti & Milner, 1993; Loeber et al., 1994). Матери, которые плохо обращаются со своими детьми, демонстрируют более отвергающее и контролирующее поведение по отношению к своему ребенку, в то время как пренебрегающие матери в основном непоследовательны в своих реакциях и не могут установить границы, соответствующие возрасту ребенка (Bousha & Twentyman 1984; Криттенден 1981). Эти неблагополучные и беспомощные поведенческие паттерны наблюдались Lyons-Ruth и коллегами (1999) у матерей дезорганизованных детей. Эти родители не проявляют отзывчивость к чувствам страха своего ребенка и, следовательно, не способны регулировать их чувства или формировать буфер для ребенка, в то же время они вызывают страх, который активирует систему привязанности их ребенка. Это, в свою очередь, приводит к "нерешенному страху", так часто наблюдаемому у подвергающихся жесткому обращению или пренебрежённых детей. Этот нерешенный страх, вероятно, является самым важным процессом, посредством которого эти дети развивают дезорганизованную привязанность.

Причины дезорганизованной привязанности
Учитывая влияние жестокого обращения и других факторов риска на привязанность, из мета-анализа Сир и ее коллег (2010), оказалось, что дети с пятью и более родительскими социально-эмоциональными факторами риска (малообеспеченные, матери-одиночки, матери-подростки, с низким уровнем образования, этнические меньшинства, и/или злоупотребляющие) имеют ровно столько же шансов развития дезорганизованной привязанности, как и дети, пострадавшие от пренебрежения или жестокого обращения. Конечно, не исключено, что в семьях с большим количеством рисков существует множество недоказанных или нераскрытых случаев жестокого обращения. Другое объяснение может заключаться в существовании пока еще не идентифицированного типа родительского поведения, последствия которого столь же плохи, как и последствия жестокого обращения. В свою очередь этот тип родительского поведения является определяющим фактором в отношениях между социально-экономическими рисками и развитием дезорганизованной привязанности ребенка.

Исследование испуганного и пугающего поведения родителей (Hesse & Main2000, 2006) может пролить свет на поведенческие механизмы, которые заставляют факторы риска в семье влиять на развитие дезорганизованной привязанности. До сих пор мы знаем, что дезорганизованная привязанность возникает, когда ребенок боится родителя. Этот страх препятствует развитию организованной стратегии привязанности или приводит к (временному) исчезновению существующей стратегии использования родителя как безопасного убежища во время стресса. Гессе и Мейн (2006) предполагают, что пугающее поведение родителей может быть вызвано неинтегрированными воспоминаниями и эмоциями, связанными с травматическими переживаниями, такими как потеря или жестокое обращение. Родители, находящиеся в группах риска, с большей вероятностью перенесли потерю или другие травматические переживания, чем родители, не находящиеся в группах риска (Lynch & Cicchetti 1998; Oravecz et al. 2008). Ребенок, возможно, напоминает родителю о старых травмах, которые могут вызвать диссоциацию – родитель пытается (бессознательно) отделить себя от окружающей его среды. Это увеличивает риск пугающего или испуганного поведения родителя (например, говорить странно высоким голосом, не двигаться, действовать так, как будто ребенок контролирует ситуацию), что ставит ребенка в неразрешимую ситуацию, когда он видит своего родителя одновременно как безопасное убежище и угрозу, что приводит к дезорганизованной привязанности.

Schuengel и коллеги (1999) представили эмпирическое обоснование этой связи. При отсутствии прямого жестокого обращения или пренебрежения, пугающее поведение родителя может быть ключевым механизмом, через которое родители развивают дезорганизованную привязанность у своих детей.

Помимо этих теоретических объяснений есть еще два возможных пути развития дезорганизованной привязанности. Во-первых, система привязанности ребенка может быть хронически гиперактивна, если родитель отказывается от взаимодействия с ребенком, из-за непреодолимых личных или социально-экономических проблем, и ежедневных занятий. Вполне возможно, что дети в семьях высокого риска имеют дело с таким типом пренебрежения, который неизбежен в хаотической среде. Соломон и Джордж (1999) развили идею "нерешенного страха" и предположили, что родители, которые постоянно не в состоянии защитить ребенка или удовлетворить его нужду в привязанности в стрессовых ситуациях, приведут ребенка в крайнее и непрерывное состояние страха. В конце концов, ребенок придет к пугающему выводу, что опекун не предлагает ему безопасного убежища, когда ребенок нуждается в защите, и что опекун не удовлетворит его потребности в близости и защите (Madigan et al., 2006).

Точно так же Лайонс-Рут и ее коллеги (1999) предполагают, что дезорганизованная привязанность возникает не только из-за пугающего или испуганного поведения родителя, но и из-за крайне нечувствительного поведения опекуна. Отсутствие у родителей реакции (например, отказ от взаимодействия) или крайние нечувствительные реакции, такие как агрессия, по отношению к ребенку, жесткая дисциплина, отсутствие контроля в опасных ситуациях или постоянно повторяющиеся ошибки в эмоциональном общении, могут быть такими же пугающими для ребенка, как и поведение родителя, которое непосредственно вызывает страх. В выборке семей, подверженных риску, включая детей, подвергшихся жестокому обращению, было обнаружено, что пугающее поведение и крайне нечувствительное поведение были более характерны для матерей детей с дезорганизованной привязанностью, чем для матерей ребенка с организованной небезопасной привязанностью (Lyons-Ruth et al., 1999; Lyons-Ruth & Jacobvitz, 2008).

Вторым альтернативным путем к дезорганизованной привязанности может быть повышенная вероятность того, что дети из семей с повышенным риском могут столкнуться с насилием в семье (Cicchetti & Lynch 1993). Дети, столкнувшиеся с насилием в семье, в том числе насилия одного родителя по отношению к другому, имеют более высокий риск возникновения дезорганизованной привязанности. Зеана и его коллеги (1999) предполагают, что наблюдение за насилием со стороны родителей испугает маленького ребенка и заставит его беспокоиться о благополучии матери и ее способности защитить себя и ребенка от насилия.

Можно сделать вывод, что существует ряд неисключительных причин, которые могут привести к дезорганизованной привязанности: жестокое обращение с ребенком со стороны опекуна, взросление в семье с повышенным уровнем риска, неразрешенная травма у опекуна или крайне нечувствительное поведение опекуна.

Заключение
Предполагается, что ранний опыт отношений привязанности является решающим фактором для того, как дети впоследствии смогут создавать связи с другими людьми, своими будущими партнерами или своими собственными детьми. Склонность к привязанности является врожденной, и даже дети, с которыми плохо обращаются или которыми пренебрегают, привязываются, хотя это обычно небезопасная или дезорганизованная привязанность. Не было обнаружено никакого влияния генов, но влияние воспитания, по-видимому, сильно, особенно в том, насколько опекуны чувствительны во взаимодействии с ребенком. Представление о привязанности, возникающее в течение первых нескольких лет жизни, оставляет свои следы во взрослом возрасте, но исследования показывают, что окружающая среда может изменить представление о привязанности. В настоящее время привязанность является одним из ключевых понятий коррекционных программ для обездоленных, безнадзорных и/или детей, подвергшихся жестокому обращению. Тип привязанности может быть измерен с помощью ПСС, первоначально разработанный Мэри Эйнсворт для измерения использования младенцем своей матери в качестве надежной основы, а затем развитый в инструмент, используемый для определения классификации привязанности маленьких детей.

Принцип странной (незнакомой) ситуации – далеко не незнакомый для исследователей привязанности – в течение десятилетий считался золотым стандартом для измерения привязанности и, скорее всего, будет продолжать позволять нам классифицировать качество привязанности младенцев в течение следующий десятилетий.